Бенджамин Франклин. Биография  - Уолтер Айзексон

Франклин был также впечатлен тем, как Уайтфилду удалось повлиять на население Филадельфии. «Никогда прежде люди не проявляли такой огромной готовности посещать проповеди, — сообщал он в „Газете“. — Религия стала темой большинства разговоров. Спросом пользуются теперь исключительно книги о благочестии»[135].

Расходы, связанные с последним наблюдением, не ускользнули от внимания Франклина. Он встретился с Уайтфилдом и заключил договоренность о том, чтобы быть главным издателем его проповедей и дневников, что, несомненно, еще больше увеличило рвение разрекламировать его. После первого визита Уайтфилда Франклин выпустил рекламу, в которой поощрял людей заказывать серии проповедей Уайтфилда стоимостью в два шиллинга за том. Несколько месяцев спустя он напечатал заметку, что получил так много заказов, что тем, «кто заплатил ранее или принес деньги наличными, будет отдаваться предпочтение».

Были проданы тысячи экземпляров, это помогло Франклину стать богатым человеком, а Уайтфилду — известным. Франклин также опубликовал десять изданий дневников Уайтфилда, каждое из которых стало в пять раз дороже его альманаха. Потребовался сбыт у одиннадцати печатников, которых Франклин знал в колониях, чтобы сделать эти дневники бестселлерами. Жена его брата Анна Франклин из Ньюпорта приняла товар количеством в двести пятьдесят единиц. Во время 1739–1741 годов более половины книг, напечатанных Франклином, были написаны Уайтфилдом или другими авторами о нем.

Некоторые историки впоследствии пришли к выводу, что страстное увлечение Уайтфилдом у Франклина было вызвано исключительно материальными интересами. Но это слишком упрощенная версия. Как часто случалось, Франклин мог соединить и свои финансовые интересы, и общественные потребности, и личные увлечения. Он был общительным человеком, искренне очарованным харизмой Уайтфилда и его благожелательным поведением. Он пригласил Уайтфилда остановиться в своем доме, и когда проповедник посчитал, что это приглашение сделано «во имя Христа», Франклин поправил его: «Не заблуждайтесь на мой счет; я делаю это не во имя Христа, а ради вас».

Несмотря на различия во взглядах на веру, Франклина влекло к Уайтфилду, поскольку тот встряхнул местную церковь. Давнее презрение Франклина к религиозной элите стало причиной искреннего удовольствия, которое он получил, наблюдая беспокойство и раскол, вызванные вторжением популярнейшего странствующего проповедника в это болото. Толерантный Франклин был доволен тем, что количество сторонников Уайтфилда множилось. При финансовой поддержке Франклина построен большой новый дом для проповедей, который предоставлял кафедру для священника любого вероисповедания: «Если бы к нам прислали муфтия из Константинополя с миссией проповедовать мусульманскую веру, эта кафедра была бы к его услугам»[136].

Популистский восторг Франклина в связи с недовольством элиты отчетливо проявился в том, как он вступил в словесную перепалку в ответ на письмо, присланное в «Газету» кем-то из городского дворянства. Автор писал, что Уайтфилд не «встретил большого успеха среди высшего сорта людей». На следующей неделе под псевдонимом Авадий Плейнмен Франклин высмеял формулировку «высший сорт людей» и ее подтекст, означавший, что приверженцы Уайтфилда были «средним сортом, чернью или толпой». Мистер Плейнмен сказал, что он и его друзья гордились тем, что могли назвать себя частью толпы, но не переваривали людей, именующих себя «высшим сортом». Используя такие слова, они подразумевали, что простые люди — это всего лишь «тупое стадо».

Надменный джентльмен по имени Том Трумен (возможно, учитывая особенность имени, Франклин сам был этим джентльменом) на следующей же неделе написал в газету Уильяма Брэдфорда, занимающую более высокое классовое положение, письмо, в котором отрицал намерение обидеть людей. Он обвинил мистера Плейнмена в том, что тот вообразил себя вождем простого люда в городе. Франклин, снова отвечая под псевдонимом мистер Плейнмен, ответил, что он всего лишь «обычный бедный человек», ремесленник, который после рабочего дня «вместо того чтобы отправляться в таверну, находит развлечение в чтении книг в библиотеке по подписке». По существу, он сделал выпад в сторону тех, кто называл себя людьми высшего сорта и «смотрел на приверженцев этой категории с презрением». Хотя Франклин и преуспевал настолько, что при желании мог бы начать изображать из себя аристократа, его по-прежнему воротило от снобизма. Он гордился именем Плейнмен, защищая людей среднего класса[137].

К осени 1740 года Франклин начал немного охладевать к Уайтфилду, хоть это и не коснулось прибыли, которую он получал благодаря публикации его работ. Усилия проповедника, направленные на то, чтобы сделать его верующим кальвинистом, иссякли, а влиятельные покровители среди местных аристократов начали осуждать яркую рекламную шумиху в «Газете».

В ответ на такую критику Франклин напечатал выпуск, отрицающий (неубедительно) любую пристрастность. В нем он переформулировал свои взгляды, впервые поставленные на обсуждение в 1731 году в речи «В защиту печатников», когда писал, что «только если Истина и Заблуждение играют по правилам, первая несомненно победит последнюю».

Но он также включил в этот выпуск письмо священника, критиковавшего «исступленные бредни» Уайтфилда, а после этого опубликовал два памфлета, совершая жестокие нападки на Уайтфилда и тут же давая ответ самого проповедника. Письма в «Газете» Франклина, девяносто процентов которых были благоприятными для Уайтфилда в первые девять месяцев 1740 года, стали наиболее негативными в сентябре, хотя отрывки, написанные Франклином, оставались положительными.

Хоть и с меньшим пылом, в последующие годы Франклин продолжал поддерживать Уайтфилда, и они вели задушевную переписку до самой смерти проповедника в 1770 году. В автобиографии, написанной после смерти Уайтфилда, Франклин добавил иронии в теплые воспоминания. Он вспомнил одну службу, на которой, вместо того чтобы сопереживать словам Уайтфилда, Франклин провел время, подсчитывая, насколько далеко слышен его голос. А что касается влияния Уайтфилда на его духовную жизнь, Франклин с не меньшей иронией вспоминал: «Он и в самом деле, бывало, молился о моем обращении, но так и не получил удовлетворения, осознав, что его молитвы услышаны»[138].